Караваджо

Караваджо. Уважаемое имя сицилийской династии пекарей. Имя его прадеда, деда, отца. Наконец его имя. Караваджо должно было стать именем его сына, внука, правнука. Но нет. Оно утонуло в омуте крови, жестокости и криминала. И это он, дон Караваджо, Моисей сицилийской мафии, тому виной.

Все началось с нее. С Энджи, чья судьба была стать Караваджо. С того рокового дня прошло невыносимо много лет, но он до сих пор помнил все до малейшей крупицы.

Энджи хотела наведаться к нему в пекарню, а он, юный, счастливый, влюбленный, окрыленный безоблачным будущим, бежал ей навстречу. Он уже видел свою Энджи, тонкую, как статуэтка, свежую, беззаботную и такую же счастливую. Ветер играл ее шелковистыми, светлыми волосами, и это делало ее похожей на перышко, легкое, пушистое перышко, которое было готово взлететь навстречу чистому, прозрачному, яркому небу. Но она полетела не к небу, Энджи бежала в его объятья, звонко, переливисто смеясь, и махая милой, маленькой, белоснежной ручкой. Он уже чувствовал ее тепло, ее свежий, лимонный запах, чувствовал ее длинные, тонкие пальцы в своих темных кудрях…  

И тут…

«Энджи, стой!» - заорал он не своим голосом. Но было уже поздно. Его нежное, маленькое перышко растоптали, сбили… Они ее сбили. Сбили его Энджи и уехали, оставив след из вонючего дыма.

Он упал на колени возле своего хрупкого, истекшего кровью, ангела. Слезы, молитвы, угрозы, любовный шепот, все смешалось в его голове и вырвалось наружу громким криком отчаяния. Он сидел и смотрел, как на ее снежно-белом платье все больше и больше распускался кровавый цветок смерти. Он сидел и смотрел на ее лицо в надежде, что, увидев его, она снова улыбнется своей ослепительной улыбкой, что эта жуткая гримаса ужаса и удивления перестанет уродовать ее небесные черты. Он сидел и смотрел, как ветер качал ее золотистые волосы в дорожной пыли…

Да, с того рокового дня прошло невыносимо много лет, но он до сих пор помнил, как убивал каждого, кто был каким-либо образом причастен к ее смерти. Газеты писали, что киллер обладал настоящим талантом изощренного убийства. Но это был не талант, а искусная, планируемая долгими бессонными ночами, месть, которая положила начало восходу нового кровавого солнца сицилийской мафии. И имя этому солнцу было Караваджо…

Вот о чем думал могущественный дон этим солнечным днем, попивая лучшее итальянское «Баролло».